Луи Бриньон - Испанская невеста [Легенда о Габриель]

— Я всё потерял. Его больше нет, — тихо ответил герцог, — я даже похоронить его не смогу. Король прислал мне письмо…с извинениями. Он считает себя виновником смерти моего сына. Он отправил его осмотреть местность в тот момент, когда началась атака противника. Энрико стал первой жертвой. Они потерпели жестокое поражение и отступили. По этой причине и не смогли подобрать его тело. — Господи Иисусе, какая страшная весть, — граф был совершенно разбит этой новостью. Глядя на герцога, он едва слышно прошептал: — Что я скажу Габриэль? Как я смогу сказать? Всё это время она только и живёт надеждой встретиться с ним. Она только и говорит о нём и о том, какие первые слова скажет при встрече. И вот…такое…

— Ничего говорить не надо. Я пошлю к ней Стефана. Пусть отвезёт оба письма. В последнее время они очень сдружились. Думаю, так будет лучше. А мы с тобой выпьем за моего сына. Пусть Господь упокоит его душу.

— Аминь! — граф Ди Перона поднял кубок.

Чуть ранее, во дворце Ди Перона, вся семья, за исключением графа, собралась в личных покоях графини. Сама графита, прибывшая Диана, Мария и Габриэль, сидели в креслах возле камина и молчаливо вышивали. Дон Алессандро сидел в стороне за маленьким столиком. Потягивая вино, он с откровенным удовольствием наблюдал за работой своей супруги. Время текло, но ничего в комнате не металось. Лишь изредка сёстры обменивались молчаливыми взглядами, но тут же принимались за прерванную работу. Так продолжалось до того мгновенья, когда в дверь раздался осторожный стук. — Войдите! — громко произнесла графита.

Никто не ожидал увидеть то, что предстало их взглядам. Это был Стефан. У него было столь горестный вид, что все на миг забыли о его уродстве. И не только…он плакал. Завидев его, Габриэль выронила шитьё и медленно приподнялась. В её глазах задрожали слёзы. Она всё поняла. Стефан положил два письма на стол, вытер рукавом камзола слёзы с глаз и как вошёл молча, так же тихо и ушёл. Габриэль…помедлив лишь одно мгновение…взяла письма и вышла из комнаты следом за Стефаном.

Не успела она уйти, как появился сам граф. Не успев войти, он с беспокойством огляделся по сторонам, а затем с ещё большим волнением спросил:

— А где Г абриэль?

Все сохраняли молчание и лишь одна графита выразила мысль, которая беспокоила всех в данный момент.

— Что случилось? Что это были за письма? — тихо спросила она, не сводя обеспокоенного взгляда с супруга.

— Энрико Саведа…убит! — коротко сообщил граф страшную новость.

В комнате сразу после этих слов воцарилась мёртвая тишина. Все подумали о Габриэль. И о том, как она сможет перенести эту новость.

— Я пойду к дочери, — графиня поднялась из кресла, но её остановил умоляющий голос Марии. — Нет,

пожалуйста, нет. Я знаю Габриэль. Она готова одаривать всех счастьем, но горем — ни с кем не захочет поделиться.

Если во дворце Ди Перона воцарилось полное уныние, в замке Саведа… дела обстояли гораздо мрачнее. Стефан исчез непонятно куда. С самого утра, когда пришло известие о смерти молодого хозяина, он не произнёс ни единого слова. Только и знал, что утирал слёзы. Слуги тоже хранили подавленное молчание. Но хуже всего дело обстояло с самим герцогом. Он уединился в комнате сына и, по всей видимости, даже не собирался уходить оттуда. Проводив графа, он встал у окна и устремил немигающий взгляд на реку, словно пытался найти ответы, которых уже нельзя было найти. Часы текли один за другим, но застывшая фигура продолжала стоять у окна. Так продолжалось до той поры, пока позади герцога не раздался тихий шелест.

— Прочь! — не оборачиваясь произнёс герцог. — Я никого не хочу видеть.

— Даже меня? — раздался мучительный шёпот.

О, герцог знал кому принадлежит этот голос. Он медленно обернулся. В дверях стояла…Габриэль.

На ней был дорожный плащ. Лицо стало неестественного белого цвета, но взгляд…в нём светилась надежда и…решительность.

— Помогите мне…отец! — вновь прошептала Габриэль не сводя с него умоляющего взгляда.

— Если б я только мог, — с глубокой горечью прошептал в ответ герцог.

— Вы можете. Мне нужен корабль. Я хочу отправиться на поиски Энрико.

— Бедное дитя, — герцог сокрушённо покачал головой, — эта мрачная весть поразила тебя в большей степени, чем даже меня самого. Прими неизбежное, Габриэль. Прими и смирись. У нас нет иного выбора.

— Есть! — раздался в ответ твёрдый голос. — Мы не должны терять надежду на его спасение.

— Габриэль…

— Я трижды перечитала письмо, — Г абриэль устремила на герцога горящий взор, — трижды. И нигде не нашла упоминание о его смерти. Ни король, ни кто–либо иной, не видел его мёртвого тела. А если он жив? А если он нуждается в нашей помощи?

— Остановись! — вскричал герцог, мгновенно покрываясь холодной испариной. — Ты пытаешься внушить мне надежду, когда я уже примирился со смертью моего сына.

— Но я не примирилась и никогда не примирюсь! — вскричала в ответ Габриэль. — Поможете вы мне или нет, неважно. Если понадобится, я отправлюсь одна на его поиски и не вернусь до той поры, пока не найду.

— Ты понимаешь, о чём говоришь, Габриэль? Вокруг война. Все города вокруг Барселоны пылают в пожарах. Повсюду армия неприятеля. А что хочешь сделать ты? Куда ты отправишься? На место сражения? Думаешь тебе удастся найти там… могилу Энрико?

— Молчите, молчите, ради всего святого. Он жив, жив…а если это не так… — у Габриэль задрожали губы и слова превратились в шёпот. — Пока я надеюсь, сердце моё будет биться.

Герцог смотрел на Габриэль и понимал, насколько она лучше и сильнее его самого. Она испытала удар более страшный, нежели он сам, но не только не потеряла веру, а…

— Я помогу тебе во всём. Можешь распоряжаться всем моим имуществом. У меня есть немало золота. Бери, снаряжай корабль и плыви за своей мечтой, дитя моё. И пусть она остаётся призрачной. Я верю в твои силы. Если кому и под силу свершить невозможное, так это только тебе.

Герцог раскрыл объятия, а в следующее мгновение прижал Габриэль к своей груди.

Дон Алессандро и граф Ди Перона опустошали очередную бутылку вина в память о несчастном Энрико, когда появилась Габриэль. Она сразу же и без обиняков заявила о своих намерениях. Несколько минут ни один, ни второй, не могли вымолвить ни единого слова. Оба смотрели на неё так, словно она совсем повредилась в уме. Наконец раздался очень осторожный голос графа Ди Перона.